Читати книгу - "Норвезький ліс, Муракамі Харукі"

Давай я ее в следующий раз приведу, и вы встретитесь? Она тебе обязательно понравится.

— Не надо, — сказал я. — Я слишком бедный, чтобы с девушками из твоего универа встречаться. И денег у меня нет, и говорить нам с ней не о чем будет.

— Да нет же! Она скромная и очень хорошая! Не зазнайка какая-нибудь.

— Ну встретился бы разок, Ватанабэ, — поддержал ее Нагасава. — Никто же тебя с ней спать не заставляет.

— Естественно! Ни в коем случае! Она же девочка еще, я точно говорю! — сказала Хацуми.

— Как ты уже упоминала.

— Да, как я уже упоминала, — рассмеялась Хацуми. — Но Ватанабэ, бедный ты или не бедный, это же ни при чем совсем. Конечно, и у нас на курсе лицемерки и зазнайки всякие есть, но остальные же все нормальные девочки. И едят в обед в столовой за 250 иен.

— Вот прикинь, Хацуми. У нас в универе тоже обед есть "А", "Б" и "В", "А" за 120 иен, "Б" за 100 и "В" за 80. Если я вдруг беру "А", на меня все вот такими глазами смотрят. А если у меня не хватает на "В", я ем лапшу за 60 иен. Как ты думаешь, будет нам с ней о чем говорить?

Хацуми громко рассмеялась.

— И правда, дешево. Сходить, что ли, у вас поесть? Но ты, Ватанабэ, такой хороший мальчик, вам с ней обязательно будет, о чем говорить. да и откуда ты знаешь, может ей тоже понравится за 120 иен обедать?

— Вот это вряд ли, — сказал я, смеясь. — Никому такая еда не нравится. Выхода другого нет, вот и едят.

— Ты не суди о нас по тому, что мы едим. Конечно, у нас в университете много девочек из крутых и богатых семей, но много и порядочных девушек, которые к жизни серьезно относятся. Не все хотят только с теми с парнями водиться, только на спортивных машинах ездят.

— Это-то и я, конечно, знаю.

— У него девушка есть, — сказал Нагасава. — Но о ней этот парень ни слова не рассказывает. Такой скрытный, просто кошмар. Сплошные загадки.

— Это правда? — спросила у меня Хацуми.

— Правда. Но никаких особенных загадок тут нет. Просто обстоятельства такие запутанные, что говорить не хочется.

— Опасная женщина какая-то? Ты расскажи, я, может, посоветую чего.

Я пропустил это мимо ушей, попивая вино.

— Видала, скрытный какой? — сказал Нагасава, попивая третий скотч. — Этот парень если чего решил не говорить, нипочем не скажет.

— Жалко, — сказала Хацуми, кладя в рот кусочек паштета. — Вот подружились бы вы той мледшекурсницей, мы бы сегодня двойное свидание устроили.

— Партнерами бы потом спьяну поменялись.

— Язык у тебя без костей.

— И вовсе нет. Ты Ватанабэ нравишься.

— Нравиться это одно, а это же совсем другое, — спокойным голосом сказала Хацуми. — Ватанабэ не такой человек. Он тем, что ему принадлежит, дорожит. Я это знаю. Я потому и хочу его с девушкой познакомить.

— Да мы с Ватанабэ до этого дечонками менялись уже. Было или не было?

Нагасава с безразличным лицом допил виски и заказал еще одно.

Хацуми положила вилку с ножом и слегка протерла рот салфеткой. Потом посмотрела мне в лицо.

— Ватанабэ, ты правда это сделал?

Я не знал, что ответить, и молчал.

— Скажи честно, все нормально, — сказал Нагасава.

Я подумал, вот попал! У Нагасавы была манера выводить окружающих из себя, когда он бывал пьян. И сегодня он выводил не меня, а Хацуми.

И то, что я это понимал, заставляло меня чувствовать себя тем более неудобно.

— Хотелось бы послушать. Это интересно, — сказала мне Хацуми.

— Я пьяный был, — сказал я.

— Все нормально, я тебя не осуждаю. Просто хочу послушать, как это было.

— В баре на Сибуя как-то пили с ним и разговорились с двумя девушками, которые туда повеселиться пришли. Они в каком-то специализированом вузе учились и тоже пьяные были, ну мы и пошли в ближайший мотель. А ночью он ко мне стучит, говорит, давай девчонками поменяемся, и я к нему в комнату пошел, а он ко мне.

— А девушки не возмущались?

— Они же тоже пьяные были, да и им самим, в принципе, все равно было, кто с кем.

— Была на то соответствующая причина, — молвил Нагасава.

— Какая причина?

— Девчонки эти, видишь, больно разные были. Одна хорошенькая, другая страшная. Вот такая причина. Я так подумал, что это несправедливо будет. Я же себе красивую взял, а Ватанабэ что, не хочется с красивой, что ли? Вот и поменялись. Так, Ватанабэ?

— Ну, — сказал я.

Хотя сказать по правде, мне та девушка, что была менее симпатичной, понравилась больше. И говорить с ней было интересно, и характер у нее был неплохой. После секса мы с ней довольно весело беседовали, лежа в постели, и тут пришел Нагасава со своим предложением об обмене.

Я спросил ее, не против ли она, она согласилась, сказав, что если нам так хочется, то давайте. Она, наверное, решила, что я хотел переспать с той, что была покрасивее.

— Понравилось? — спросила меня Хацуми.

— Меняться?

— Ну и это, и вообще.

— Не то чтобы как-то по-особому понравилось, — сказал я. — Так себе. Когда с девчонками вот так спишь, особо нравиться нечему.

— Тогда зачем это делать?

— Потому что я его совращаю, — сказал Нагасава.

— Я Ватанабэ хочу услышать, — резко сказала Хацуми осуждающим тоном. — Почему он это делает?

— Иногда так с женщиной переспать хочется, что невозможно терпеть, — сказал я.

— Ты же говоришь, у тебя девушка есть, которая тебе нравится, с ней нельзя, что ли? — сазала Хацуми, подумав.

— Сложные обстоятельства.

Хацуми вздохнула.

В это время дверь открылась, и внесли еду. Перед Нагасавой поставили жаркое из утки, передо мной и Хацуми появились тарелки с блюдами из окуня. На тарелке раздельно лежали отваренные овощи, политые соусом. Затем официант ушел, и мы вновь остались втроем.

Нагасава стал аппетитно есть утку, отрезая по кусочку и запивая ее виски. Я попробовал шпинат. Хацуми не прикоснулась к еде.

— Ватанабэ. Я не знаю, что у тебя за обстоятельства, но тебе такое поведение не идет, и не похоже это на тебя, как ты считаешь? — сказала Хацуми.

Она положила руки на стол и неотрывно смотрела на меня.

— Да, — сказал я, — иногда я сам так думаю.

— Тогда почему не перестанешь?

— Иногда очень не хватает человеческого тепла, — откровенно сказал я. — Когда не могу ощутить тепло чьего-то тела, иногда невыносимо одиноко становится.

— Мне, в общем, так кажется, — встрял Нагасава. — Ватанабэ нравится какая-то девушка, но по каким-то причинам сексом они заниматься не могут. Поэтому секс он воспринимает как нечто отдельное и справляется с этим на стороне. И что тут плохого? Вполне разумно. Нельзя же запереться в комнате и одним онанизмом заниматься?

— Но если ты правда любишь эту девушку, разве нельзя потерпеть, Ватанабэ?

— Может и можно, — сказал я и поднес ко рту политую сливочным соусом рыбину.

— Тебе мужских сексуальных проблем не понять, — сказал Нагасава Хацуми. — Вот я, например, уже три года с тобой встречаюсь, и все это время сплю то с одной девчонкой, то с другой. Но у меня об этих девушках никаких воспоминаний не остается. Ни имен, ни лиц не помню. С каждой ведь только по разу сплю. Встретился, переспал, расстался — вот и все. Что в этом плохого?

— Что я в тебе не переношу, так это вот этот твой эгоизм, — негромко сказала Хацуми. — Проблема не в том, спишь ты с другими девушками или не спишь. Я разве хоть раз на тебя сердилась за то, что ты с другими девушками развлекаешься?

— Это развлечением даже назвать нельзя. Это просто игра, вот и все. Никто же не страдает.

— Я страдаю, — сказала Хацуми. — Почему тебе меня одной не хватает?

Нагасава некоторое время молча болтал в руке стакан с виски.

— Не хватает. Это совсем другого порядка вещи. Есть в моем теле какая-то жажда, от которой мне всего этого хочется. Если ты от этого страдаешь, извини. Дело вовсе не в том, что мне тебя одной не хватает. Но я кроме как с этой жаждой жить не могу, это и есть я. Ничего с этим не сделаешь.

Хацуми наконец взяла вилку с ложкой и начала есть рыбу.

— Но Ватанабэ по крайней мере в это не втягивай.

— Мы с Ватанабэ в чем-то похожи, — сказал Нагасава. — Ватанабэ тоже, как и я, подлинного интереса ни к кому, кроме себя, не испытывает. Есть между нами и разница, конечно, типа эгоист или не эгоист. Но ни к чему, кроме того, что он сам думает, что он сам чувствует и как он сам поступает, у него интереса нет. Поэтому он может воспринимать себя в отрыве от других. Вот этим мне Ватанабэ и нравится. Только этот парень сам этого четко осознать не может и потому мечется и страдает.

— А кто не страдает, кто не мечется? — сказала Хацуми. — А ты, что ли, никогда не мечешься и не страдаешь?

— И я, конечно, тоже и мечусь, и страдаю. Но я это могу воспринимать как испытание. Если мышь током бить, она тоже научится ходить по пути, где меньше страдать приходится.

— Но мыши ведь не любят.

— Мыши не любят, — повторил Нагасава и посмотрел на меня. — Круто! Жаль, сопровождения музыкального не хватает. Оркестра, там, с двумя арфами.

— Не паясничай. Я сейчас серьезно говорю.

— Мы сейчас едим, — сказал Нагасава. — И Ватанабэ с нами. Я считаю, что приличнее будет серьезные разговоры перенести на другой раз.

— Может я пойду? — спросил я.

— Останься. Так будет лучше, — сказала Хацуми.

— Раз уж выбрались, так съедим спокойно десерт да пойдем, — сказал Нагасава.

— Да мне все равно.

После этого мы некоторое время продолжали есть в тишине. Я съел рыбу без остатка, Хацуми недоела половину. Нагасава первым расправился с уткой и продолжал пить виски.

— Вкусная рыба, — сказал я, но никто ничего не ответил. Впечатление было такое, как если бы я бросил маленький камешек в глубокую пещеру.

Со стола се убрали и принесли лимонный шербет и кофе "Espresso". Нагасава и к тому, и к другому лишь слегка притронулся и сразу закурил. Хацуми к лимонному шербету даже не притронулась. Делать нечего, подумал я, съел шербет без остатка и стал пить кофе.

Хацуми смотрела на свои руки, сложив их на столе, как первоклассница. Как и все, что принадлежало к ее телу, ее руки тоже были аккуратными и изящными и выглядели благородно.

Я подумал о Наоко и Рэйко. Что-то они сейчас делают? Я подумал, что может быть, Наоко читает книгу, а Рэйко играет на гитаре "Norwegian wood". Внутри меня крутила водовороты отчаянная тоска по их маленькой квартире, в которую мне хотелось вернуться. Что я здесь делаю?

— Общее у нас с Ватанабэ то, что мы не требуем от других, чтобы они нас понимали, — сказал Нагасава. — В этом наше отличие от остальных.