Читати книгу - "Блеск и нищета куртизанок, Бальзак"

Тоненьким голоском, говоря в нос, Азия объяснила этому учтивому господину, что пришла сюда по повестке одного следователя, фамилия которого Камюзо…

- А-а! По делу Рюбампре?

Процесс уже получил название!

- О нет! Это не я, а моя горничная, девушка по прозвищу Европа, она поступила ко мне только накануне и вот уже сбежала, увидев, что швейцар несет мне казенную бумагу.

Потом, как все стареющие женщины, жизнь которых проходит в болтовне у камелька, подстрекаемая Массолем, она разоткровенничалась и рассказала ему о своих злоключениях с первым мужем, одним из трех директоров Земельного банка. Посоветовалась, кстати, с молодым адвокатом, стоит ли затевать процесс с зятем, графом де Грос-Нарп, который сделал несчастной ее дочь, и дозволяет ли закон располагать дочери его состоянием? Массоль, как ни старался, не мог понять, кому же была вручена повестка - госпоже или горничной? В первую минуту он удовольствовался беглым взглядом, брошенным на этот судебный документ всем известного образца, ибо для удобства и быстроты он печатается заранее, и протоколистам судебных следователей нужно только заполнить пробелы, оставленные для указания имени и адреса свидетеля, часа явки и т. д. Азия расспрашивала о расположении комнат во Дворце, знакомом ей лучше, чем самому адвокату, наконец она осведомилась, в котором часу приходит Камюзо.

- Вообще судебные следователи начинают допросы около десяти часов.

- Теперь без четверти десять, - сказала она, взглянув на красивые часики, настоящее чудо ювелирного искусства, что дало Массолю повод подумать: «Где только, черт возьми, не гнездится богатство!..»

В это время Азия переступала порог той сумрачной залы, выходящей во двор Консьержери, где находятся судебные пристава. Увидев в окно калитку, она вскричала:

- Что там за высокие стены?

- Это Консьержери.

- Ах! Консьержери, где наша бедная королева… О, как бы я хотела видеть ее камеру!..

- Это невозможно, баронесса, - отвечал адвокат, шедший под руку с почтенной вдовой. - Надо иметь разрешение, а его очень трудно получить.

- Мне говорили, - продолжала она, - что Людовик Восемнадцатый сделал своею рукой на стене латинскую надпись, которая сохранилась и посейчас в камере Марии-Антуанетты.

- Да, госпожа баронесса.

- Я хотела бы знать латинский язык, чтобы изучить каждое слово этой надписи! - прибавила она. - А как вы думаете, может господин Камюзо дать мне такое разрешение?..

- Это не по его части; но он может вас проводить…

- А допросы? - сказала она.

- Ну, - отвечал Массоль, - подследственные могут подождать.

- И точно, на то они и подследственные, - наивно заметила Азия. - Но я знакома с господином де Гранвилем, вашим генеральным прокурором…

Эта фраза произвела магическое действие на приставов и на адвоката.

- Ах, вы знакомы с господином генеральным прокурором? - сказал Массоль, подумав, не спросить ли имя и адрес клиентки, посланной ему случаем.

- Я часто встречаю его у господина де Серизи, его друга. Госпожа де Серизи в родстве со мною через Ронкеролей…

- Но если сударыне угодно спуститься в Консьержери, - сказал один из приставов, - она…

- Да, - сказал Массоль.

И приставы дозволили сойти вниз адвокату и баронессе; они скоро очутились в маленькой караульне, где кончается лестница Мышеловки, в помещении, хорошо знакомом Азии и образующем, как известно, между Мышеловкой и Шестой камерой своеобразный наблюдательный пост, которого не мог миновать ни один человек.

- Спросите же у этих господ, пришел ли господин Камюзо! - сказала она, разглядывая жандармов, игравших в карты.

- Да, сударыня, он только что вышел из Мышеловки…

- Мышеловка? - сказала она. - Что это такое?.. Ах, как я сглупила, что не пошла прямо к графу де Гранвилю… Но я так спешу… Проводите меня, сударь, я хочу поговорить с господином Камюзо, покуда он не занят.

- О, сударыня, вы еще успеете поговорить с господином Камюзо, - сказал Массоль. - Когда он получит вашу визитную карточку, он не заставит вас ожидать в приемной, со свидетелями… Во Дворце правосудия внимательны к таким женщинам, как вы… Карточка при вас?

Азия и стряпчий стояли в эту минуту как раз перед окном караульни, откуда жандармы могут наблюдать за калиткой Консьержери. Жандармы, воспитанные в должном уважении к защитникам вдов и сирот, осведомленные притом о преимуществах судейской мантии, терпели несколько секунд присутствие баронессы, сопровождаемой стряпчим. Азия позволила молодому адвокату рассказать о калитке Консьержери все те ужасы, какие только может рассказать молодой адвокат. Она не верила, что туалет приговоренных совершается именно за решетками, на которые ей указали, но жандармский офицер это подтвердил.

- Как бы я хотела бы посмотреть на это! - сказала она.

Она кокетничала с жандармским офицером и адвокатом, пока не увидела входившего через калитку Жака Коллена; его вели под руку два жандарма, которым предшествовала пристав г-на Камюзо.

- А вот и тюремный духовник! Он, конечно, ходил напутствовать какого-нибудь несчастного…

- Нет, нет, госпожа баронесса, - отвечал жандарм, - это подследственный, его ведут на допрос.

- А в чем он обвиняется?

- Он замешан в этом деле, с отравлением…

- Ах!.. Как бы я хотела на него взглянуть…

- Вам нельзя тут оставаться дольше, - сказал жандармский офицер. - Он сидит в секретной и должен пройти через нашу караульню. Вот эта дверь, сударыня, ведет на лестницу.

- Благодарю вас, господин офицер, - сказала баронесса, направляясь к двери, и вдруг, выскочив на лестницу, она закричала:

- Но где же я?

Этот возглас долетел до слуха Жака Коллена, которого она хотела таким путем подготовить к встрече с ней. Жандармский офицер побежал вслед за госпожой баронессой, схватил ее поперек туловища и перенес, как перышко, в круг пяти жандармов, вскочивших с мест как один человек, ибо караульня всегда настороже. То было самоуправство, но самоуправство необходимое. Сам стряпчий испуганно воскликнул: «Сударыня! Сударыня!» - так он боялся подвергнуть себя неприятности.

Аббат Карлос Эррера, почти в обморочном состоянии, опустился на стул в караульне.

- Бедный! - сказала баронесса. - Неужто он виновен?

Слова эти, хотя и сказанные на ухо молодому адвокату, были услышаны всеми, ибо в этой страшной караульне царила мертвая тишина. Случалось, что некоторые особы, располагающие особыми привилегиями, получали разрешение взглянуть на знаменитых преступников, когда те проходят через караульню или по коридорам, поэтому пристав и жандармы из охраны Жака Коллена не обратили на женщину никакого внимания. Впрочем, благодаря самоотверженности жандармского офицера, изловившего баронессу, чтобы устранить всякую возможность общения подследственного из секретной камеры с посторонней, между ними образовалось весьма успокоительное пространство.

- Пойдемте! - сказал Жак Коллен, с трудом подымаясь со стула.

В этот момент у него из рукава выпал шарик, и баронесса, прекрасно видевшая все из-под своей вуали, заметила место, где он упал. Сальный шарик не мог далеко откатиться, ибо все до мелочей, как будто неважных с виду, было предусмотрено Жаком Колленом для