Читати книгу - "Справа Василя Стуса. Збірка документів з архіву колишнього КДБ УРСР, Вахтанг Теймуразович Кіпіані"

Руководство участка намерено обратиться к руководству рудника о переводе с участка гр. Стуса В. С. в связи с тем, что его демагогические высказывания разлагают трудовую дисциплину коллектива.

Председатель участкового комитета профсоюза

Гразион И. С.

Зам. начальника участка

Максимов О. Д.

З оригіналом згідно:

Старший слідчий Слідвідділу КДБ при РМ Української РСР

майор Селюк

29 травня 1980 р.

ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!

ЛЕНИНСКОЕ ЗНАМЯ

ОРГАН ТЕНЬКИНСКОГО РАЙОННОГО КОМИТЕТА КПСС

1. Нежданные встречи

Еще час назад, заходя в этот уютный дом, я не предполагала, что неожиданно изменю маршрут командировки и поеду на рудник им. Матросова. А началось все так…

Неторопливо течет наша беседа. В квартире ничего лишнего. Солнечные блики причудливо играют на огромном ковре, высвечивают книжную полку. Едва слышно гудит холодильник. В соседней комнате смотрят телевизионный фильм три дочери Нины Кирилловны. Старшей дома нет, гуляет с сынишкой на улице.

Нина Кирилловна рассказывает:

— Несколько лет работали на прииске им. XXI съезда КПСС, сейчас вот в поселок имени Гастелло перебрались. Муж — машинист бульдозера, а я в больнице работаю. Сестрой-хозяйкой. Живем хорошо, дружно. В достатке. Мужу как передовику производства предлагали вне очереди легковую автомашину. Подумали да отказались. На «материк» не собираемся. Нравится нам на Колыме. Народ здесь хороший, сердечный. Правда, очень редко, но встречаются и такие, что всем недовольны, все им не по сердцу. Лежал такой и в нашей больнице. Так, поверьте, ему у нас, в Советском Союзе, ничего не нравится. Начнет говорить — хоть уши затыкай, честное слово. Все о правах толкует. Что, мол, за жизнь у советских людей? Даже право на свободу и то ограничено. Вроде бы и сам не советский, а турист какой заграничный. Что он глупый — не скажешь. В институте, кажется, учился. А все равно мысли набекрень. Возмущались у нас им все — и больные, и медики. А как-то «доверил» мне отправить телеграмму в Москву. Жаловался на что-то. Думаю, специально меня попросил. Мол, телеграмму на почте не примут — сама убедишься, что права у тебя ограничены. Взяла, хоть, честно признаюсь, не по душе был тот человек. Какой-то настороженный, мрачный. Когда отдавала квитанцию, он поначалу даже растерялся: не поверил, что приняли. «Спасибо» сказал, а в глазах злоба. Больше полугода прошло с того дня, а взгляда его забыть не могу…

И лицо женщины, оживленное, открытое, с теплым взглядом живых глаз, вдруг посуровело. Резкими стали морщинки у губ.

— Я ведь сиротой росла. Отец погиб во время войны. А мать…

Нина Кирилловна Никифоренко вдруг заплакала. Рана, нанесенная ей в детстве, продолжает кровоточить.

— Вы извините, — постаралась она взять себя в руки. — Хочу, чтобы знали об этом и никогда не забывали те, кто сегодня совсем молод… Война застала мою мать в деревне под г. Калининым. На руках двое детей. Я была еще маленькой, а братишке — всего шесть месяцев. Решила мать идти с нами дальше, вглубь России. С собой взяла самое дорогое — комсомольский билет да единственное письмо от папы с фронта. Была зима. Спустилась к реке. Прошла середину и вдруг окрик, как удар хлыста:

— Хенде хох!

Подошли три фашиста, посиневших от холода.

— О, русс мадам! — залопотал один из них. — Пашли бальница, мал-мал лечить будем!..

На тонких губах улыбка, а в глазах — злоба. Как у того, что в больнице у нас лежал. От взгляда того леденящего я дико закричала. Мать подтолкнули автоматами, и она медленно побрела, едва переставляя ноги. В деревне нас вырвали из рук мамы, а ее втолкнули в сарай, где сидела 70-летняя крестьянка. Четверо ее сыновей были в Красной армии. Согнали фашисты людей, объявили, что бандиток казнить будут. Зажгли солому, и вспыхнул сарай, будто факел.

— Так не стало у меня мамы. А вскоре умер братишка. Я осталась одна. Люди меня от смерти уберегли. Трудно даже представить, что стало бы со мной, если б не Советская власть. Училась в школе, техникуме… Десятки лет прошло, а забыть не могу. И когда поглядел на меня в тот день наш больной, будто кипятком обдало…

— Потом неловко как-то стало, — продолжает Нина Кирилловна, — советского человека вдруг с врагом сравнила. Но вспомнила, с какой ненавистью хаял он Советскую власть, хулил правительство, наши законы, и уверилась, что чужой это для нас человек. И я не одна так думаю. Поговорите с врачами, медсестрами, и они то же самое скажут…

Потом было у меня несколько бесед с работниками Транспортнинской больницы. И они почти слово в слово повторили то, что рассказала Нина Кирилловна о бывшем пациенте.

Кто же он, этот человек, вызвавший своим поведением такое презрение у простых советских людей?

Просто невежда? Демагог-краснобай, спекулирующий на наших недостатках? Или действительно… Нет, об этом даже страшно подумать! Он ходит по нашей земле, ест наш советский хлеб. Люди здороваются с ним… Я должна его разыскать.

Четко вывожу в блокноте фамилию и место работы: «Василь Стус. Рудник им. Матросова».

…Горняцкий поселок встретил меня ярким теплым солнцем. Крутые склоны сопок покрылись нежной зеленью. Лето властно вступало в свои права.

Мимо тяжело проехал