Читати книгу - "Українське письменство"

О том, как, куда и по какой форме пишется заявление о свидании — я напишу тебе в следующем письме 1.ХІІ. Хочу предварительно разузнать все получше. Числа 22—23 напишу еще папе, он просит адресовать ему в Киев. Я вот уже недельки три, как собираюсь ему ответить.

О навигации пока трудно сказать, до каких пор она продержится: в прошлом году последний пароход пришел 3 января. И кроме того: в прошлом году посылки небольшого веса приходили понемножку и зимой.

Но о посылках напишу тебе завтра. Нарочно, по обычаю оставляю последнюю страницу. Будь здорова и не сердись, если письмо мое покажется тебе слишком мелким. До завтра. К.

18. XI. Надо писать о посылках сегодня. Это то, что я всегда откладываю до последнего и что мне труднее всего писать. Главное ты знаешь: ничего дорогого и скоропреходящего, вроде ветчины, колбасы и прочего. Консервы — увы! те, которые ты прислала (фасоль в томате), слабее фасоли домашнего приготовления и дороги — не надо их тоже. К месту — сахар, чай, лубенский вергун и папиросная к нему бумага, горох, крупа гречневая, может быть, немножко пшенной (к ней хорошо бы самую малость слив — раза на два-три) и, конечно, жиров (для зимы). Вот и все. Из несъедобного — перьев «СССР» (если найдешь) и бумаги (что будет легче всего), блокноты четвертушечные, тетради в клеточку (прошлый раз ты прислала прекрасную общую тетрадь, берегу ее для «Энеиды») и несколько листов писчего формата, но таких, чтобы чернила не расходились. Карандашами я не пишу. Стирается все и трудно писать. Перья 86, которые ты прислала, очень недурны. Если это киевской фабрики, то совсем браво: они не уступают французским Blanzy и лучшего качества против прошлогодних, которые я покупал в Москве. Их недостаток один только — острые кончики, цепляющиеся за плохо глазированную бумагу. Мыло, щетка зубная, порошок — все здесь есть у меня. Этого ничего не надо, а вот порошку персидского немного не помешало бы — для поддержания нашей борьбы с клопами, нещадно изливаемыми кипятком. Есть у меня еще одна вещь, но ее мы отложим до будущего времени. Ты знаешь, что мои очки круглые выдавлены по дороге из Киева в Ленинград: здесь я достал себе, но гнусные, малого формата и в оправе, которая синит мне переносицу. Я пришлю тебе мою круглую оправу: она хороша, хоть немного и поизносилась, а стекла в Киеве стоят недорого (у меня всего 3 диоптрии на обоих глазах): рубля 2,5—3 да футляр копеек 40. Но так как это прихоть, то это отложим до другого, лучшего времени. Я и так не могу постичь, как ты производишь свои финансовые операции в таких размерах, да еще оставив службу, пускай и временно. Как ты умудряешься еще и поправляться при тех бесконечных заботах, которые доставляю тебе я вот уже столько времени. Прощай пока, дорогая. Целую. Приветы.

                                                                              Коля

Прости необстоятельность прошлого письма: спешил к почте.

2. XII. 1936

Дорогой Соник,

Я так избалован был твоими письмами в конце октября и в первую половину ноября, что сейчас совершенно недоумеваю: что с тобой? С ноября от тебя ни единой весточки: только сегодня получил твой перевод от 14.ХІ. Спасибо тебе за деньги: теперь я обеспечен до начала июня следующего года.

Самое главное, о чем я обещал тебе написать, — это как и у кого просить свидания. Я расспрашивал здесь. Писать надо в Москву, в Главное управление лагерями НКВД, сокращенно: ГУЛАГ. Если ГУЛАГ не ответит (что невозможно — нынешним летом и осенью было много свиданий), адресуйся к Верховному Прокурору Союза ССР. Как и чем мотивировать просьбу о свидании, тебе поможет Костя. Важно очень угадать время, когда поездка для тебя не будет соединена с неудобствами. Знаю, как ты плохо переносишь холод, особенно передвесенний, февральский — имей в виду, что карельская весна и лето не совпадают с киевскими. Апрель здесь еще зима. Май еще холоден (навигация открывается 20—25 мая). Июнь соответствует киевскому маю; лето начинается только в июле и держится весь август. Даже первая половина сентября не холодна. Осень приходит быстро: резко уменьшаются дни — но держится она долго. Вот только сейчас начинает понемногу ложиться снег — зимнего пальто я еще не надеваю, морозы небольшие, от 0 до 2—3 градусов. Поэтому рассчитывай главным образом на июль — август. Когда напишешь заявление в ГУЛАГ, не забудь написать мне, а я подам заявление со своей стороны. Так, пожалуй, будет вернее. Чтобы тебе не сказали: Вы просите, а с Вами, может быть, не хотят видеться. Заявление в ГУЛАГ подавай через Киев, по месту жительства, об этом можешь справиться по телефону у Владимира Львовича. Если это почему-либо тебе неудобно, пиши в ГУЛАГ непосредственно. Как направляются заявления обычно, я узнаю дополнительно и напишу тебе в следующий раз, числа 11—12.

О занятиях своих могу сообщить немного: все тот же «Гайавата». Кроме «Трубки мира», перевел еще один эпизод: «Друзья Гайаваты». Сравнивал свою работу с переводом Бунина: он очень хорош — очень точно передает словесный материал лонгфелловской поэмы: все образы, все эпитеты, чуть ли не каждое слово оригинала переданы. Тут у меня явный проигрыш. Но синтаксические особенности «Гайаваты» у Бунина сглажены: иногда нет характерных повторений текста, имитирующих финскую «Калевалу» — в этом отношении