Читати книгу - "На Юг, Віктор Ткаченко"

Освальд с переменным успехом шагал, словно отбивая своими каблуками германский имперский марш по городской брусчатке. Он мимолетом прошел рынок, где на ювелирной лавке висели триколоры, и напротив стоял памятник Вильгельму Первому. Снег все шел и шел, приближалась метель, поднимался ветер, и каждая снежинка будто врезалась с быстротой бритвенного лезвия в поникшие щеки Освальда. Мимо пролетали экипажи викторианского такси с пассажирами на борту. Эти господа и их украшенные в жемчуг фрау, должно быть, спешили домой к камину или от камина в оперу.

Освальд продолжал свой путь по улицам Ганновера. Вечер был довольно светлый из-за миллионов падающих снежинок. Снег отражал свой свет в небо вечно тусклого города, и это напоминало его жителям, что в мире есть и всегда будет капелька добра и света в их жизнях, как этот свет спустился в вечер ноября в Ганновере.

Туфли Освальда, подобно большинству обуви того времени, имели трехсантиметровый каблук, что возвышало и так высокорослого сенатора над другими, но во время метели являлось преградой, так как каблук постоянно скользил. На улице Роттенбург-на-Таубере всегда была большая яма, которая в дождливую погоду превращается в лужу, подобную морю, а в снег — в каток, подобный Ледовому побоищу Тевтонского ордена.

Именно на этот лед не повезло наступить каблуку Освальда, и ударом молнии и грохотом грома сенатор полетел на брусчатку. Сейчас асфальт делают мягким, он плавится на солнце и трещит от холода, но брусчатка — более серьезная причина для переломов всех возможных костей.

Сенатор, упав на брусчатку и даже не проверив целостность своих конечностей, повернул голову к одной из лавок, где была аптека. В окне сверкали различные бутыльки и флакончики, таблетки от чумы, для полового акта и бессмертия. На брошюрах было написано, что они лечат рак и психические расстройства. Конечно, они содержали популярный тогда героин, но это было задолго до всех врачебно-медицинских комиссий.

Под керосиновой лампой сидела фройляйн-аптекарь.

Ее голову украшали каштановые длинные волосы, а зеленые глаза были спрятаны в блокнот, куда она записывала перечень привезенных лекарств из разных концов Европы. Среди аптечных полок виднелись нежные руки с аккуратным маникюром. Освальд сразу понял, чьи это руки. Еле встав и отряхнув пальто от снега и воды, сенатор вошел в аптеку. Глаза аптекаря ничуть не изменили вектор своей занятости, а из-за полок вышла Мила.

— И снова добрый вечер, сенатор. Что вы забыли в этой не обремененной политикой части города? — сказала Мила.

— Я просто решил пройтись и, проходя мимо этой замечательной лавки, заметил ваши нежные руки. Решил спросить, как вы?

— Ах, просто решили пройтись. Какое совпадение — второй раз за неделю, господин сенатор. Какие у вас планы на вечер? Не хотите ли пройтись вместе?

В глазах сенатора промелькнула радость от этого предложения, и Освальд молча кивнул головой, дав свое согласие на прогулку. Выйдя из аптеки, они обнаружили, что снежная буря закончилась, и снег мило хрустел под каблуками жителей Ганновера.

Сенатор и Мила шагали улица за улицей, рассказывая друг другу, как прошли их последние дни и ночи, что нового Мила узнала в других странах и государствах Европы, какие виды, памятники, картины и другое искусство ей встретилось. Она могла часами говорить Освальду о прожитых моментах своих путешествий и эмоциях, которые получала. Освальд все время слушал и слушал, лишь кивая и иногда дополняя краски историй Милы маленькими фактами, которые мог знать только настоящий аристократ и мужчина.

Небо сегодня было необычайно светлым для осеннего вечера из-за всего снега, который Бог высыпал на тротуары Ганновера. Мальчишки и девчонки играли в снежки и лепили Кайзера с цинковым ведром вместо короны. Освальд предложил прогуляться в сторону старой цитадели, где был причал. Сейчас в той цитадели находилось императорское управление полицией, и с вышки открывался невообразимо красивый вид на "французский" квартал города. Мила согласилась с предложением Освальда.

Сенатор предложил проехаться на такси, но свободных экипажей совсем не было: люди не были готовы к холоду и снегу, и все были заняты. Тогда Мила предложила пройтись пешком, чтобы у них было больше времени поговорить на насущные или не очень темы. Герр сенатор был только рад ее предложению. Минута за минутой, квартал за кварталом, километр за километром, они шли и рассказывали друг другу истории из жизни, приближаясь к цитадели.

Мимо пабов и ближе к причалу начали виднеться большие огненные, как в аду, башни с постоянно горящими огнями на верхушках. Свет окон пабов и барделей сменился светом от кораблей императорского флота, что причаливали к берегу. На стенах цитадели виднелись следы от ядер, явно воинственного прошлого германского рейха, а изюминкой в этом пейзаже были трюмно расставленные горгульи по углам возле башен, словно сторожащие Ганновер. Их нельзя было подкупить или взять в плен, убить или шантажировать. Бетон с металлом иногда может быть крепче, чем вера и принципы человека.

Освальд и Мила зашли через...

Мила и Освальд зашли в главные ворота цитадели. Изрешеченные ворота возвышались на несколько метров выше и так высокого сенатора. Чуть пройдя, они увидели колонны, подпирающие потолок. Справа от входа были решетки, за которыми содержали самых отъявленных негодяев, убийц и насильников, когда городская тюрьма переполнялась. Этажом ниже тюремных камер и пыточных катакомб был склад с порохом. Он почти никогда не использовался местным гарнизоном, так как за жизнь любого из служащих офицеров здесь не было не только ни одной войны, но даже и стычки. Солдатам Французской Бастилии есть чему позавидовать в этом плане.