Читати книгу - "Справа Василя Стуса. Збірка документів з архіву колишнього КДБ УРСР, Вахтанг Теймуразович Кіпіані"

он относил себя, а также различного рода отщепенцев, осужденных за антисоветскую деятельность или выдворенных из СССР. Таких лиц он прославлял, говорил, что они составляют какую-то «оппозицию» Советскому правительству и их за это преследуют «полицейские» (этими словами он называл сотрудников КГБ и милиции), отправляют таких «передовых людей» в «советские концлагеря» и в ссылку. В качестве примера он приводил себя как «известного мировой общественности» поэта, литератора, которого якобы незаконно репрессировали, но история его «оправдает». При этом он говорил: «Они (органы власти) давно бы со мной рассчитались, но я нахожусь под защитой Международного Красного Креста».

Однажды в разговоре со мной в отношении советских писателей и композиторов Стус высказался, что в нашей стране нет свободы творчества, поскольку «талантливых людей» репрессируют, преследуют органы власти, а другие «типа Шолохова, Роберта Рождественского, Пахмутовой» — «приспособленцы», «прихлебатели» у коммунистов.

Вместе с тем он высокомерно, с презрением относился к рабочим нашего рудника, бросая в их адрес оскорбительные слова «сволота», «быдло», «алкаши». Девятого мая 1979 года, в День Победы, я поздравил Стуса: «Вася, с Днем Победы!», а он мне ответил: «Это — не победа для меня, это — мое поражение». За эти слова я хотел его избить, но как-то воздержался, чтобы не омрачить для себя праздник, тот праздник, который завоевал и мой отец — инвалид Великой Отечественной войны. Именно тогда я сказал Стусу: «Вася, я уважаю тебя, как человека, но за такие твои слова, за твою антисоветчину я бы тебя сам расстрелял».

Слушая от Стуса такие враждебные, чудовищные высказывания, я советовал ему прекратить заниматься такой деятельностью, чтобы не быть вторично осужденным. Я говорил ему: «Ты же с женой не жил», он отвечал: «Я сейчас живу для народа, для его будущего, а революционеры всегда жертвовали семьей ради идеи».

И снова следовал мой вопрос: «Тебя же народ не поддержит, как же ты будешь делать революцию без народа?» Стус отвечал, что якобы найдутся люди, которые «будут делать революцию» в нашей стране. При этом он с каким-то озлоблением высказывался, что «против Советской власти все средства хороши». Однако конкретных своих планов, предположений на этот счет Стус мне не называл.

Часто в споры со Стусом встревал наш сосед по комнате Русов Евгений. В присутствии еще каких лиц Стус допускал враждебные высказывания, я не знаю.

В разговорах со мной Стус восхищался Западом, говорил, что там «настоящие свободы», но советская пропаганда «искажает» эту западную действительность. Он еженочно слушал передачи закордонных радиостанций при помощи своего транзисторного радиоприемника. Существом этих передач я не интересовался у Стуса, и сам я их также не прослушивал. Очень часто Стусу поступали из-за границы посылки и ценные бандероли, в которых находились продукты и предметы одежды. Стус пояснял, что эти отправления ему делают «почитатели его литературного таланта», поскольку за границей издаются его стихи. Своих произведений Стус мне не декламировал и читать не давал.

Из произведений, имевшихся у Стуса, я прочел лишь книгу «Уроки Армении» советского издания. Вообще-то Стус не разрешал мне и Русову даже подходить к его полке с книгами.

Хочу также отметить, что в разговорах со мной Стус говорил, что Советская Украина, находясь в составе СССР, якобы не имеет тех прав, которые имела бы, будучи «самостоятельным государством». Он говорил, что украинский народ всегда вел борьбу с различными захватчиками, и что якобы и сейчас Украина является «колонией Москвы», где проходит «насильственная руссификация», и что украинцам нужно вести «национально-освободительную борьбу» за свое «освобождение». В июле 1979 года после отбытия ссылки Стус уехал из поселка Матросова. Перед отъездом он мне говорил: «Не верю, что доберусь домой, что моя каторга кончится». Оделся он по-нищенски. На мой вопрос, почему он так плохо оделся, Стус ответил: «Я еду из ссылки, а не с курорта, чтобы мои друзья видели, как я здесь мучился». Тогда же он позашивал карманы в своей одежде, пояснив, что делает это для того, чтобы «полицейские» ему ничего не вложили в карманы с целью какой-то «провокации».

Мне известно, что за период нахождения на руднике имени Матросова, с марта 1977 года по июль 1979 года, Стус заработал примерно 12 тысяч рублей. Вместе с тем он возмущался, что находится в «ссылке». У меня с ним даже состоялся разговор на эту тему. Я высказался ему, что его положение «ссыльного» ничем не хуже моего положения, добровольно прибывшего в Магаданскую область, и я не усматриваю для него — Стуса — никаких ущемлений прав гражданина. Стус мне ответил, что я в этом деле ничего не понимаю. После отъезда Стуса он прислал мне в поселок Матросова единственное письмо, в котором сообщил, что в Киев он добрался хорошо, проживает по улице Чернобыльской, в хорошем месте, возле воды и леса, советовал мне «бросать Колыму». На это письмо я Стусу ответил, но больше от него писем не получал. Указанного письма Стуса у меня не сохранилось. После отъезда Стуса я с ним не виделся, о его дальнейшей судьбе мне ничего не известно.

Хочу отметить, что к Стусу в поселок Матросова дважды приезжала его жена. Один раз я с Русовым освободили для них комнату в общежитии, а во второй раз им был предоставлен номер в гостинице поселка. Как относилась жена Стуса к его враждебной деятельности, известны ли ей факты такой его деятельности, я не знаю, на эту тему с ней разговора не имел.

ВОПРОС. Чем желаете дополнить свои показания?

ОТВЕТ. Я дал правдивые показания в отношении Стуса, о характере наших взаимоотношений и по существу его враждебных высказываний, дополнить свои показания ничем не имею. Хочу лишь отметить, что разговаривал я со Стусом, как и он со мной, только на русском языке.

Протокол допроса я прочитал, записано с моих слов правильно. Дополнений и поправок не имею.

Грибанов

29. VII.1980 г.

Допросил:

Старший следователь следственного отдела

КГБ УССР

майор Цимох

Протокол допроса свидетеля

гор. Киев