Читати книгу - "Тарас Шевченко та його доба. Том 1"

Кроме этой работы, помню ещё выполнявшиеся при мне рисунки сепией. <…>

Иногда же он садился к маленькому столику и начинал тихо, почти осторожно выводить на первом попавшемся клочке бумаги какие-то не то старческие, не то старинные каракули и читал «хлопцу» «тихим добрым голосом» свои стихи, а мальчик, не понимая, плакал, – «так уж жалостно, припевисто-нежно выходили эти стихи из уст «Кобзаря». Впрочем, Шевченко не оставлял мальчика непонимающим: он говорил ему о том, как тяжело живётся крестьянину, как страшна доля царского солдата, как его наказывают шпицрутенами… Так, и в последние годы жизни Шевченко, в его занятия живописью врывалась песня.

Дитячі враження та історичні реалії в творчості художника Шевченка

Ещё мальчиком Шевченко жадно вбирал и как бы складывал впрок в своей памяти множество зрительных впечатлений – детали архитектуры, геральдику знамён, мельчайшие подробности костюмов. Юношей он часами просиживал в музеях, рылся в архивах, записывал всё, что пленяло его в народном фольклоре. Его исторические полотна безукоризнены в смысле достоверности малейшей детали. Художественные критики писали о «Дарах в Чигирине» и других картинах: «У Шевченко историческая обстановка передана во всех подробностях верно, вплоть до резьбы на сволоке и картины Мамая на стене… Гамалию… поместил на корме казацкого байдака, плывущего по морю, почти в той же композиции, какую видим в изображении плывущего по морю запорожского корабля на одном казацком знамени в Эрмитаже… Умирающего Хмельницкого поэт тоже рисует сообразно той обстановке, которая указывается в народной думе о смерти Хмельницкого»405. Никто и никогда не бросал упрёка Шевченко в какой-либо неверности положения или аксессуара его многочисленных исторических работ. Но это – результат огромного труда, добросовестнейшего изучения истории и фольклора, тщательного, любовного собирания знаний.

У засланні Шевченко вдосконалює майстерність художника

Так честно и вдумчиво работал Шевченко в исторической живописи. В сюжетную историческую тему, помогшую ему впоследствии перейти к жанровому пейзажу, он своеобразно вводил не только «обстановку», но и пейзаж. Существует мнение, что новое слово как художник Шевченко сказал лишь в ссылке, повидав мир, залитый ярким полуденным солнцем. Это правда, что южное солнце совершенствует дарование живописца, обучает мастерству, – чётко выявляя, благодаря резким контрастам освещённых и теневых плоскостей, фактуру пейзажа, горы, деревья, небо; правда, что Средняя Азия, Крым, закаспийские и уральские степи, Астрахань, Аральское море были (и будут) таким же откровением для живописца, каким был Кавказ для поэзии Пушкина и Лермонтова, для Толстого. В киргизских степях Шевченко вырос как художник, и его сепии и акварели, вывезенные оттуда, неизмеримо выше академических картин доссыльного периода. Но надо сказать, что искорку, разгоревшуюся под полуденным солнцем, Шевченко подхватил в украинских степях, откуда он вынес любовь к светотени, противопоставление тёмной внутренности здания – яркому клочку природы в окне или в двери, блестящее по-рембрантовски разрешение световых задач, особенно в пейзаже и в интерьерах.

Тёмную комнату он разрывает потоком света, льющимся из дверей. В пёстрый гомон ярмарки бросает яркое, кричащее пятно красной рубахи. Пейзаж пишет в световых контрастах, причём стягивает их к одному, доминирующему пятну, будь это белые стены укрепления или церкви на горе, или луна в облаках. Людей и животных в пейзаже он даёт большей частью тёмными силуэтами, не только в ссылке, но и в ранних украинских зарисовках, подчас делая их несоразмеримо-большими. В фигурах людей, в их манере носить одежду, кого бы ни изображал он, всегда угадывается нечто национально-украинское, и это особенно сильно в солдатских сценках и в серии о блудном сыне, где дано своеобразное сочетание рембрандтовского стиля с украинской народной пластикой.

Шевченко – портретист та ілюстратор

Портретистом Шевченко был превосходным, хотя больших психологических проблем он себе не ставил. Портрет смолоду был для него средством заработка и остался им чуть ли не до последних дней его жизни. Слегка стилизуя и облагораживая натуру (миндалевидные глаза, удлинённый овал, освещение волос, поза), Шевченко давал изящный портрет типа лучших работ Жерарда Доу. Как на образец можно указать на малоизвестный, но замечательный портрет Н. А. Лунина, созданный Шевченко ещё юношей, в 1838 году. Находится он в Харьковской картинной галерее и почему-то нигде не воспроизводился. Был Т. Шевченко и хорошим иллюстратором, будучи ещё учеником Академии. Иллюстрируя ради заработка, он и тут работал не поверхностно. В издании Смирдина «Сто литераторов» есть его иллюстрация к рассказу Надеждина «Сила воли». Рассказ длинный, тягучий и совершенно бездарный, от первого лица, но его повествовательная форма, типичная для сороковых годов, оказала влияние на Шевченко и в литературном отношении, – все свои повести и рассказы на русском языке он пишет в той же манере. Так вот, герой этого рассказа, католический монах, дан в целом ряде сложных драматических положений. Однако Шевченко выбрал для иллюстрации не их, а менее сложное, зато такое, где он мог применить любимейший свой приём: монах сидит в нише, как бы в полутёмной раковине, – а за стеною её бушует море, волнуется небо и яркий зигзаг молнии стягивает к себе все контрасты светотени. Нарисовано ещё наивно, неумело, – но это уже своё, шевченковское. Позднее, через десять лет, в картине распятого Христа, он даст ту же бушующую небесную стихию, пронизанную ветром, но уже с законченным бесподобным мастерством.

Новаторство художника Шевченка в мистецтві гравюри

Шевченко никогда не шёл в искусстве к новому через поиски формы как таковой. Он ненавидел декадентов, воплощённых для него в то время не совсем справедливо в образе Бруни, называя их картины уродством, убожеством, бесплодием. Но Шевченко был подлинным новатором там, где этого требовала выразительность самой темы. Так, работая в офорте классическим приёмом Рембрандта (длинными штрихами для тёмного фона, мелкими, переходящими в точки, для светлых фигур), он непрерывно искал и изобретал новое в самой технике гравированья: сам сделал новые инструменты, более удобные, и придумал исправлять гравюру на ходу, уже во время её печатания, что называется, «заглянув ей в лицо», чего в гравировальном деле до Шевченко не делали.

Большой и глубокий мастер, он не был самолюбив, и его не оскорбляло глубокое невежество не только критики, но таких писателей, как Тургенев, в отношении его художественных работ. Но когда