Читати книгу - "Україна-Європа"

Но то, что я здесь, в ее квартире, а она на диванчике, переодевшаяся, пьющая пиво, убедительнее любых слов, действий. Возможно, Криста из тех девушек, у которых секс только по расписанию. Утром – кольцо, вечером – секс. Вечером – ресторан, утром – секс. Пока ни сделаешь домашние дела, ни заработаешь нужную сумму денег – оставайся в сторонке, не суйся. Сейчас в квартире с видом на Владимирскую горку, в комнате, где на деревянном подоконнике в пластиковых стаканчиках из-под сметаны пылится герань – по ней сразу ясно, что Криста в обстановке лишь временный элемент, – я должен ждать, изображая парня, которому интересно чешское немое кино.

– Еще пива?

– Можно.

Приношу из кухни две банки. Отпив из своей, добавляю туда водки. Мне кажется это вполне обыденным, хотя и без брошюры об алкоголизме все ясно, но Криста удивлена:

– Водка с пиво?

– Да.

– Это… плохо.

Не вредно, не убого, не дико, а именно плохо. Точное слово. Как в стишке, что такое хорошо и что такое плохо. Надо придумать нечто подобное для взрослых, а то совсем запутались с либеральными-то свободами и плюрализмом мнений.

Мартин не только глуп, но и удивительно долог. Наверное, в сексе это и плюс, хотя, по словам уролога Мовсисяна, нормальный половой акт длится 2 минуты 36 секунд, но для немых фильмов – просто-таки катастрофа.

Но вот, Мартин воздевает к мглистым небесам руки – катарсис, осознание, конец. Интересно, у немых чешских фильмов есть саундтрек или титры идут в драматической тишине?

Кладу руку на бедро Кристе. Мягкая хлопковая ткань. Приближаюсь, чувствуя сладкий запах. Целую в обветренные губы, сталкиваясь с юрким шершавым языком. Руку на грудь, после в трусики. Возбудить и тащить на кухню. Хочу, как князь Владимир, видеть левый берег, когда буду трахать Кристу.

Вспоминаю памятник. И подсвеченный зеленым крест. Нет, плохая идея.

Лучше здесь. Чтобы немое чешское кино не кончалось. Смотри, Мартин, я трахаю твою Кристу! Сглотни, улыбнись в камеру, сука!

Я близок к вторжению советского танка на влажную улочку Праги, когда стук в дверь оглушает, сбивает с ритма, и сексуальная аннексия откладывается.

– Надо открыть. Друзья.

Голос Кристы спокоен. То ли я неубедителен, то ли она из ценного материала для деревянных поделок.

– Не надо!

– Надо. Ключ в двери.

– Открывай.

Быстрая капитуляция. Ничего, – утешиться водкой – это временное отступление. Слышишь, Мартин?

12

Друзья Кристы вваливаются радостные, хохочущие, возбужденные. Четыре парня и пять девушек. Длинный, похожий на Дирка Новицки блондин с носом-флюгером ставит пакеты «Метро» на полосатый линолеум.

– Еще кто-нибудь будет? – шепотом уточняю у Кристы.

– Будут.

Парни примерно все одинаковые: высокие, тощие, светловолосые. Девушки, наоборот, грудастые, низенькие, с глазами-углями; ночной зефир струит эфир, и они раскаляются, обдают жаром.

– Вадим, – представляет меня Криста.

Киваю, слушая ответные имена:

– Петра. Хелена. Симона. Тереза. Зденка.

И менее интересные:

– Радо. Карел. Миро. Павел.

Жму руки парням. Карел носит кулаки, точно гири. Симона и Зденка подставляют щеки. Обе пахнут терпкими духами и пивными дрожжами. Запахи одинаковы, но Симону отбраковываю сразу: у нее мятое, понурое, немолодое лицо. А вот прикосновение Зденки бодрит. Она самая высокая из всех. Черные волосы струятся до попы, точно нефть. Темные глаза, чуть враскос, смотрят, пощипывая, будто электрофорез. Да, у нее есть все шансы стать «Девушкой месяца» в «Mejuev's Magazine».

Криста – совсем забыл о ней – говорит с друзьями по-чешски. Ничего не понимаю, хотя столько твердили, что славянские языки похожи. Чувствую себя лишним.

Чехи расходятся по квартире. Большая часть идет в другую, не в ту, что с диванчиком и ноутбуком, комнату. Рассаживаются за столом на баулах, обмотанных стретч-пленкой. Больше в комнате ничего нет.

Водка, мартини, вино, пиво, коньяк, джин – на стол. Из закуски – салаты, мясная, сырная, рыбная нарезки, грибы, шоколад, пицца. Курят прямо за столом. Нет той спасительной привычки – для нового или лишнего в компании человека – выходить на балкон. Потому, усевшись с краю, я первый на «принеси-подай».

Но постепенно все же осваиваюсь. С парнями говорю о футболе, с девушками – о них самих. Еще вспоминаю, что в детстве читал чешские сказки. Но о них лучше не говорить – слишком жуткие.

На Зденке черная пайта «Kiss», и мне кажется, что это хороший повод.

– Отличная группа. Всегда бодрит. Рок-дракон, напяливший миловидные штучки в духе какой-нибудь Бритни Спирс. Она, кстати, жива?

Зденка кивает.

– Раньше, помню, дралась с Агилерой. Еще Дженнифер Лопез была. Но у нее задница больше, чем Прага.

Хелена, которую я забраковал по тому же параметру, неодобрительно косится на меня.

– Хотя полные девушки горячее. A «Kiss» – это круто, да. Когда они уже записали «Hotter Then Hell» и «Calling Dr. Love», «Машина времени» только придумала свой «Поворот». Есть разница в звучании, да?

Подливаю Зденке красного вина.

– Я знал только Симмонса, а оказалось, что хиты писал Стэнли. И еще Эйс крут, конечно. Когда он ушел, они много потеряли. Это видно по альбому «Creatures of the Night».

– Вадим, – обрывает мои закосы под Артемия Троицкого Криста, – Зденка не понимает…

Общаться с парнями легче, хотя они тоже едва говорят по-русски, но я вспоминаю сборную Чехии по футболу на Чемпионате Европы 1996 года и сокрушаюсь, больше жестами, нежели словами, что они проиграли тогда Германии из-за двух голов Бирхоффа. Карел и Павел тяжко вздыхают, а Радо и Миро, похоже, что все равно. Они, заведясь, спорят о политике, России, Евромайдане. Радо, кажется, приходится родственником Яну Палаху.

И есть ощущение, что этот яркий, слепящий день выжег меня. Нутро иссохло, исчахло, перетлело. И теперь вокруг – душная, вязкая, отнимающая дыхание тьма, которая тем сильнее, тем явственнее в этой накуренной, зажатой желтыми стенами комнате.

Выхожу на кухню. Темно, пусто. Приоткрываю дверцу холодильника, впуская некоторое количество света. Распахиваю настежь окно. В темноте Владимирской горки выделяется лишь зеленоватый крест.

Надо бы увидеть красоту, символ, как обычно бывает ночью, особенно в подпитии, но нет ни любования, ни озарения, ни воскрешения – только равнодушное желание пересидеть, переждать, передавить тьму. Но в квартирке, арендованной чехами, для этого слишком людно. Лучше обратно – в Мариинский или на Институтскую; гулять до утра в сакральном безмолвии воспоминаний и смыслов.

Возвращаюсь обратно к чехам. Петры, Симоны, Хелены, Павела нет. Но децибелы от этого не убавились – наоборот, возросли и просятся в квартиры к соседям.

– Вадим, как ты на Евромайдан? – говорит Радо, похожий на Дирка Новицки. И