Читати книгу - "Українське письменство"

И главное: пиши и, если можешь, подробнее. Где собираешься устраиваться? Часто ли бываешь у Котика? Что делаешь, кроме службы, как растет Галочка, что нового у Марии Вик. (которой мой привет не забудь передать) и т. д., и т. д. Пиши.

18. VII. 1936                                                                  К.

Махорка прилуцкая в желтой обложке — очень хороша. Черкасской — не пробовал.

Кемь, Мурманской ж.д.

8 отд. ББК.

1 августа 1936

Дорогой Соник, твое письмо от 3 июля и посылку июльскую получил, перевод на деньги получил также — и числа 5 августа буду уже иметь их на руках. Большое тебе за них спасибо. Валенок мне, конечно, не надо сейчас — может быть, я и совсем без них обойдусь. Свитер можно прислать мне мой старый, положив, конечно, заплаты и выстирав предварительно — здесь он будет хорош.

Времени свободного у меня сейчас много — и я, несмотря на новый, довольно сильный приступ фурункулеза, работаю в библиотеке по библиографической части, читаю и выписываю кое-что — часа по три — по четыре в день. Понемногу перевожу «Энеиду». Задерживает меня только то, что я не знаю, сколько песен находится у тебя дома. Когда узнаю от тебя, что «Бориса Годунова» тебе возвратили и «Энеиду» отдали полностью, начну работать с удвоенной и даже утроенной энергией. Впустую работать не хочется. Поэтому просьба к тебе в НКВД побывать и с И. Б. Фишером поговорить. Список моих работ, которые я прошу выдать тебе на руки, я оставил, процессуального интереса они не представляют и выдаче подлежат несомненно. Что они сохранились, я знаю, — их подбирал и мне их показывал Бондаренко, — находились они тогда в диване, комната 113. Какие работы меня интересуют, я тебе писал. Если нужно, смогу тебе повторить. Во-первых, это три папки с материалами по истории русской и украинской литературы («Вояж Беклешова», «Письма Драгоманова Кулишу» и еще что-то); во-вторых, две тетради выписок и один блокнот специально с материалами по латинским поэтам. 3) Четыре тетрадки-полулисты, разрезанные вдоль и скрепленные вверху, с переводом «Энеиды» (песни 1, 6, 7, 8) и пятая, несшитая (начало 9-й песни до 348 стиха), 4) «Борис Годунов» в двух экземплярах, 5) Книга русских переводов латинских авторов — тоже длинные листки, несшитые; это то, что я готовил для московских издательств (эклога Немезиана, «Нил», «Похвала Стилихону» Клавдиана, «Mosella» Авзония, стихотворения Анния Флора, «Песня гребцов», Гораций, Послание к Пизонам — De arte poëtica), 6) Доклад о Брюсове как о переводчике. Что взято у меня в письменном столе, я не знаю — во всяком случае, возьми все, что тебе из взятого дома выдадут (там, кажется, была взята папка с библиографией русских переводов Горация, Эредиа и прочих).

Библиотека здесь недурна, много свежих журналов получается — осенью я опять займусь английским, докончу «Энеиду». Поэтому ты очень меня обяжешь, если напишешь подробно, какие из моих литературных работ у тебя сохранились.

Доверенность я тебе послал заказным письмом, числа 10—11 июля, составленную по всей форме и заверенную — как документ, она значит больше, чем все расписки.

Ты пишешь о жаре в Киеве. Воображаю. Вторая половина июля была жаркой и здесь. Были грозы и чудесные летние дожди. Но от жары я не страдал — вероятно, действует море. Сейчас немного похолодало. Белые ночи кончаются. Видимо-невидимо черники, которая здесь, пожалуй, лучше, чем в наших местах: мне, во всяком случае, кажется вкуснее.

За обещание фотографий большое тебе спасибо. Может быть, Василий Иванович снимет и тебя при случае.

Люсе я вообще не пишу. Все мои письма, которые я отсюда отправляю, адресуются тебе. Я даже папе не писал ничего. Но, конечно, все, что нужно для твоего спокойствия, я сделаю. Ты совершенно права, дорогая.

Но — вот, кажется, и все вопросы из твоего прошлого письма. Теперь мои просьбы тебе.

Бумагу и перья присылай понемногу. В июле ты мне прислала чудесных перьев и хорошие две тетради — «для нотаток».

Присылай немножко курева. Ты слишком обо мне не беспокойся — курю я совсем немного — и то больше ради порядка, это дает ритм и успокаивает. Очень хороша та прилуцкая махорка в желтых обложках, которую ты прислала прошлый раз; есть еще лубенская в голубоватых пачках — «вергун». Вложи пачку-другую и к ним две-три книжечки папиросной бумаги.

Курю я немного и держу себя в руках. Нельзя. За два последние года у меня начался артериосклероз — и всяких излишеств мне надо избегать. Волосы над висками уже поседели — и очень сильно, хотя далеко не так еще, как у Павла Петровича.