Читати книгу - "Тарас Шевченко та його доба. Том 2"

В «Книге народа польского…» идеализируются крестовые походы как «войны с язычниками, на защиту христиан братских, на битву за гроб Господень». Превращение христианства в господствующую религию рассматривается Мицкевичем как водворение на земле царства свободы и справедливости. «И мало-помалу, но беспрерывно и стройно свобода ширилась, воцаряясь в Европе. От королей шла свобода к высокой знати. И знать, становясь свободной, простирала свободу на дворянство, от дворян изливалась вольность городам и вот уже сходила к народу, и всё христианство должно было стать свободным, и все христиане равными, как братья» (стр. 12).

Но увидев рост вольности и богатство народов, короли извратили учение Христа и стали сеять вражду между ними, ведя непрерывные войны. Однако, по мнению Мицкевича, не все короли таковы: польский король продолжает стоять на защите веры христовой. Далее оценка деятельности королей, извративших учение Христа, одинакова.

При этом Мицкевич даёт убийственную характеристику трём новым королям.

«Последнее время были в языческой Европе новые три короля: имя первому Фридрих, другое королевское имя Екатерина, и третье имя – Марии Терезы Австрийской…

А…460 в переводе с греческого значит чистая, но была она самой распутной из женщин… И эта…461 …созвала совет для составления нового уложения, что было посмеянием всякому законодательству, ибо все законы близких своих она упразднила». Такова характеристика Мицкевичем Екатерины II.

Что касается Великой французской буржуазной революции, то в «Книге народа польского…» о ней вовсе не упоминается, а в «Законе божием» даётся резко отрицательная характеристика этому событию: «…взбунтовались французы и сказали: не хотим, чтобы были у нас короли и господа, а хотим быть равными и вольными. Но этого не могло быть, ибо только там свобода, где дух Господень, а дух Божий давно уже изгнали из Франции короли, маркизы и философы. И французы убили короля своего и прогнали господ, а сами начали резаться и дорезались до того, что впали в горшую неволю» (54 – 56).

Обидва джерела звертаються до історії свого народу

Наконец, оба автора переходят к истории народа-мессии: «Книга народа польского…» – к истории польского народа, «Закон божий» – украинского. В обоих произведениях довольно последовательно излагается история этих народов, однако и здесь мы находим ряд принципиально различных положений… Так в «Книге народа польского…» идеализируются польские короли и дворянство. «И польские короли шли на защиту христиан в далёкие земли… Но никогда короли и мужи-рыцари не захватывали насилием соседних земель, но принимали народы в своё братство, связывали их между собой благотворящими узами веры и вольности» (стр. 19 – 20).

В «Законе божием» мы встречаем, наоборот, резко отрицательное отношение к царской власти и идеализацию славян и Украины как своеобразных «республик равных». «Племя славянское ещё до принятия веры христовой не имело ни царей, ни господ, и все были равны…» (61). И далее: «Не любила Украина ни царя, ни пана и составила у себя казацтво, т. е. братство, куда каждый вступая был братом других, был ли он прежде господином или рабом, лишь бы он был христианин; и были казаки между собой все равны, а старшины выбирались на собраниях и должны были служить всем по слову Христову…» (76).

Кроме того, в «Законе божием» проводится идея объединения славян, отсутствующая в «Книге народа польского…».

В заключение оба документа выражают надежду, что народ – мессия, освободившись от ига порабощения, снова водворит на земле царство справедливости…

Попытаемся резюмировать наши выводы. Несмотря на то, что «Книга народа польского…» оказала сильное влияние на автора «Закона божия», что сказывается в заимствовании литературной формы, несмотря на общность отдельных идейных положений и даже общность взглядов на исторический процесс в целом, где демиургом истории выступает Господь Бог, перед нами два различных документа, отражающих две различные идеологии: идеологию польского революционного шляхетства и идеологию зарождавшейся украинской буржуазии.

Отсюда в одном произведении известная идеализация польской королевской власти и польского дворянства – рыцарства, в другом – идеи демократизма, идеи всеобщего равенства. Таким образом, «Закон божий» отнюдь не является простой переделкой «Книги народа польского…» Мицкевича применительно к Украине.

Тогда возникает следующий вопрос: кто всё же является автором «Закона божия»?

Гр. Орлов в своём докладе Николаю от 26 мая 1847 г. говорит, что эта рукопись была известна с 1833 г. под названием некоей «Поднестрянки». К подобному утверждению гр. Орлова надо отнестись весьма критически. Во-первых, как видно из предшествующего изложения, гр. Орлов ранее утверждал, что «Закон божий» является чуть ли не переводом «Книги народа польского…». Во-вторых, «Закон божий» содержит в себе ряд положений, характерных для кирилло-мефодиевцев, и, наконец, в третьих, доклад гр. Орлова крайне тенденциозен: желая представить Общество как «учёный бред трёх молодых людей», что соответствовало интересам правительства, он мог умышленно сослаться на «Поднестрянку» (никогда, по-видимому, не существовавшую), тем самым отрицая значение «Закона божия» как программного документа.

Вместе с тем, мы вовсе не отрицаем возможности появления на Украине документов, сходных по своей форме и идейному содержанию с «Законом божиим», и даже того, что эти документы могли быть использованы автором «Закона божия».

В действительности «Закон божий», являвшийся программным документом Общества, если и не написан, то по меньшей мере авторизован кем-либо из членов КириллоМефодиевского общества. Возникает вопрос: кем же именно?

Костомаров на допросе его в ІІІ Отделении 15 апреля 1847 г. на вопрос, с какой целью перевёл он с польского эту рукопись, отвечает: «А сочинения я не переводил с польского в собственном смысле слова, ибо оно написано было по-малороссийски, и только часть его была по-польски, и я перевёл его с польского, что было на этом языке». И далее на вопрос, кто же является автором этой рукописи, отвечает: «Приписывали его какому-то с иностранной фамилиею, если не изменяет мне память, де Бальменю».

Через два дня в дополнительных показаниях, снова называя автором де Бальмена, Костомаров, однако, излагает это несколько иначе:

«…рукописное сочинение в духе самой противозаконной украиномании сочинено, как я подозреваю по названию в других списках: «Закон божий» де Бальменом».

Следовательно, согласно утверждению Костомарова на первых допросах, автором «Закона божия» является по всем данным граф Яков Петрович де Бальмен, сын полтавского помещика, друг Шевченко.

Попытаемся выяснить, так ли было в действительности.

Прежде всего на первом допросе Костомаров говорит о де Бальмене, как о каком-то совершенно незнакомом ему человеке, на втором же выясняется, что де Бальмен – автор хорошо, как видно, ему знакомый, так как Костомаров определяет его авторство «по названию и других списках».

Таким образом, здесь