Читати книгу - "Остап Вишня. Невеселе життя, Сергій Анастасійович Гальченко"

Очень трудно выдумывать, чем кормить детеныша, а он паршивый растет и хочет кушать. Мы с бабой Вячковой просто сохнем от изобретательств меню и ничего из этого не выходит, кроме того, что и мы, и детвора сохнем. Ну ничего, как-то да переживем все, есть люди еще в худшем положении, чем мы…

Я когда начинаю думать обо всем с самого начала наших перетурбаций и когда думаю в светлые минуты, то прихожу к убеждению, что не так еще плохо все сложилось и что действительно бывает хуже.

А дни сейчас в природе светлые и я, сидя на солнышке под окном, многое передумываю и вспоминаю.

И хорошо мне в жизни, что есть о чем вспомнить.

А сама себя чувствую такой старой, серой, ушедшей из жизни и только со стороны следящей за тем, что происходит кругом.

А посмотрю в зеркало и удивляюсь, почему так мало морщин и не белая голова у меня… Очень состарилась я душой, очень устала, и нет интереса к жизни…

Ну ничего, как-то все обойдется и уладится к лучшему. Будем надеяться и ждать… А пока думаю, стараюсь думать, о радостном и веселом в будущем. Целую, обнимаю и люблю безгранично. Дети целуют. Пиши. Твоя Варя.

Лист Маслюченко В. О. до Остапа Вишні

27 лютого 1935 р.

Харків № 14,

а в дорогу № 1

27. II.35 г.

Дорогой мой, милый, родной! Солнышко мое!

Не писала долго потому что не знаю точно, куда писать, да и сейчас пишу на «ура», потому что не знаю наверное, дойдет ли к тебе это письмо. Ты тоже теперь «летающий голландец»… Где ты будешь ночуваты ноченьку эту… Уже переплакала и переболела… Не так о себе волновалась, а больше о тебе и твоем моральном состоянии… Так было больно, что ты себе представить не можешь. Все мое существо хотело хоть немного облегчить твое горе, но я даже не знала куда послать телеграмму со словами поддержки, и бодрости, и любви.

Больше всего беспокоилась, чтобы ты не подпал под влияние отчаяния в минуту удара и не совершил какой-нибудь непоправимой ошибки. Все можно пережить, и я верю, что недолго будут продолжаться твои поневіряння.

Большевики строгие, но и милостивые, и то, что в царском режиме было покончено с политическими одним росчерком пера, в наших условиях совсем иначе выглядит. Думаю и верю, что при твоем искреннем желании все изменится в скором времени в хорошую сторону, и ты будешь в бесклассовом обществе равноправным гражданином без всяких пятен. А то, что тебя перебросили в другое место, также не является страшным и непоправимым. Только бы физически ты не пострадал и был здоров, а все остальное имеет и свои хорошие стороны. Очень беспокоилась и страдала об одном, чтобы ты не упал духом. Мучилась, что не могла поддержать в первую минуту тебя теплым и ласковым словом. Но, получив твоих три письма из Чибью и два письма из Ижмы от 9 и 10 февраля, немного успокоилась, потому что ты умница и крепко переносишь все случившееся. Бодрись – все будет хорошо. А если мне не посчастливится переехать к тебе на жительство, то я все же не теряю надежды побывать у тебя на свидании в этом году. Будь крепким и бодрым, а я всегда буду с тобой и живу только для тебя и с тобой. Никто и никогда не сможет меня заставить забыть тебя и изменить. Я не из тех женщин оказалась, которые отвернутся и забудут легко того, кого полюбила крепко и искренно. Так что ты будь спокойный в этом отношении. А вот Зина Францовна И[рчан] уже замуж вышла и Мирослава об этом уведомила, так что он, бедный, в горе большом.

Трудно многим переносить материальные лишения, вот и пускаются берега. А я терплю и верю, что дождусь тебя целая и невредимая. Не могу себе представить, что я могла бы изменить тебе… Вот если уж дети будут голодать, тогда может случиться какая-то сделка, но это же только физически может меня связать, а все мое духовное существо будет только твое и с тобой. Пока голода не предвидится, и я думаю, что трудности материальные не могут быть очень большие, и я как-то еще буду крутиться года три, а за такое время многое переменится и, может быть, мы будем с тобой вместе. Жду от тебя телеграммы с точным местом твоего жительства, чтобы послать тебе и денег, и письма.

Сейчас я целыми днями сижу у Вячка. Вячулька, бедный, второй раз переболел крупозным воспалением легких за эту зиму, но сейчас уже бегает по комнате и грызет бабку за все, что она ему сделала за его короткую жизнь. Он здраво смотрит на жизнь и понимает все плохие стороны у бабы. А баба лежит вот уже скоро месяц с воспалением легких и плевритом сухим. Ухаживаю за нею и Вячулькой. Кормлю, ставлю банки, меряю температуру, мою горшки и т. д. Вячулька подупал духом и говорит: «Что я буду делать, когда баба умрет? К дяде Жоржу я не пойду». Я сказала, что ко мне он всегда может прийти и встретит самое хорошее, что только есть у меня к тебе, то же и к нему. Мы в очень хороших отношениях и это искренне – я чувствую. Он очень хороший хлопчик. А баба еще через пару лет будет бедная, он ей принесет много горя, потому что уже и сейчас в нем пробуждается протест и критика всего, что она делает. Так что ты прав был, говоря, что он скоро к тебе сам придет. Так будет. А тебя он очень идеализирует и любит, только от бабы прячет это все. Письма твои ему читаю, и он очень переживает все. Каждый день спрашивает, нет ли от тебя письма. Сегодня порадую полученным утром письмом от 9.II, а от 10.II я получила еще 25.II. Видишь, как скоро доходят – не так уже и страшно, что далеко. Нам повезло не терять из виду друг друга. Кончаю, потому что спешу к болящей бабе. Целую, люблю и верю в встречу. Вячко и Мура обнимают и любят. Мой родной, бодрись.

Твоя Варя.

Лист Маслюченко В. О. до Остапа Вишні

3 березня 1935 р.

Харків № 15-2

3. III.ЗV г.

Мой любимый!

Посылаю второе письмо на Усть-Вою. Не знаю, дойдет ли оно к тебе. Получила три последних письма из Чибью, твои телеграммы и телеграмму о твоем переводе, подписанную «Павло»; поняла,