Читати книгу - "Остап Вишня. Невеселе життя, Сергій Анастасійович Гальченко"

Хто ж я, зрештою, такий?

Я – Остап Вишня. Народ мене знає, народ мене любить.

Не для хвастощів і не для самозаспокоєння це я говорю…

Колись, – я говорю правду, – в години роздум’я я вирішив: житиму так, щоб нікому не зробити зла, прикрості.

Толстовське «непротивление»?

Ні! Просто не любив я печальних лиць, бо любив сміятися. Не переносив я людського горя. Давило воно мене, плакати хотілося.

І от – кінець уже життя!

Хто ж я такий? Для народу?

Я – народний слуга!

Лакей? Ні! Не пресмикався!

Вождь? Та боже борони!

Слуга я народний, що все моє життя хотів, щоб зробити народові щось хороше!

А що я міг таке зробити, щоб народові було приємно?

Я – маленький чоловічок, мурашка, комашинка в народній величі!

І коли я вже волею судеб зробився письменником, і визначилася моя робота, я свідомо (підкреслюю це!) думав про одне:

«Пошли мені, доле, сили, уміння, талану, чого хочеш, – тільки щоб я хоч що-небудь зробив таке, щоб народ мій у своїм титанічнім труді, у своїх печалях, горестях, роздумах, ваганнях, – щоб народ усміхнувся! Щоб хоч не на повні груди, а щоб хоч одна зморшка його трудового, задумливого лиця, – щоб хоч одна зморшка ота розгладилася! Щоб очі мого народу, коли вони часом печальні та сумом оповиті, – щоб вони хоч отакуньким шматочком радості засвітилися».

І коли за всю мою роботу, за все те тяжке, що пережив я, мені пощастило хоч разочок, хоч на хвильку, на мить розгладити зморшки на чолі народу мого, весело заіскрити сумні його очі, – ніякого більше «гонорару» мені не треба.

Я – слуга народний!

І я з того гордий, я з того щасливий!

Остап Вишня

«Думи мої, думи мої…»

(щоденникові записи)

12 лютого 1952 р.

Переклав отож я «Ревізора» Гоголя.

Дуже (спасибі йому!) допоміг мені М. Т. Рильський.

Досконала робота?

Розуміється, ні!

Над творами Гоголя взагалі, а зосібна над «Ревізором» (перекладами), слід працювати, може, ціле життя, щоб наблизити їх до оригіналу.

Ну, а ми ж як?

Давай, давай, давай…

Ну, й дали…

Актори театру ім. Франка, що ставить «Ревізора» в моєму перекладі, переклад визнали за задовільний.

Були (та й не можуть не бути) зауваження, дуже слушні, дуже розумні, з якими не можна не погодитися, бо актор підходить до ролі з свого боку, – йому така фраза кращає, коли так сказати, а не так. Актор втілює образ, живе ним, – отже, та сама фраза в його інтерпретації оживає, динамічнішає… Як же з цим не погодитися?

А от Комітет в справах мистецтв дав мій переклад на рецензію якомусь N. Цей «рецензент» написав зауважень на цілих шістдесят, а то й більше, сторінок. Він вимагає дослівного, буквального перекладу!

Із його зауважень видно, що він, N, знає українські с л о в а, та не знає мови.

Це якийсь шашіль у мові.

А він, кажуть, член-кореспондент Академії нашої…

І от – що виходить?..

Нашу з Рильським роботу перевіряє чиновник, причім нечесний чиновник, заробітчанин…

І хотять, щоб я наслідував його, вірив і признавав його зауваження.

Так чому ж не дати йому перекладати Гоголя?

Донесення агента «Стрела» начальнику 5 управління МДБ УРСР полковнику Цвєтухіну

15 січня 1951 р.

Строго секретно

В Сталино мы с Вишней жили в одном номере. Когда ВЫШНЯ заболел и по ночам не спал, он мне рассказывал о своем пребывании в ссылке и о том, как возвращался из ссылки.

Рассказ, главным образом, касался 1937 г. ВЫШНЯ рассказывал, что тогда в распоряжение лагерей приехала «комиссия ЕЖОВА», которая вызывала из лагерей партии арестованных на пересмотрение дел и эти заключенные уже не возвращались – их расстреливала комиссия. С одной из партий был вызван и ВЫШНЯ /весной/, он говорит, что понимал, что уже не вернется, так как будет расстрелян. Для того, чтобы попасть в распоряжение комиссии нужно было переехать через Печору. Когда их партия подошла к реке, как раз начался весенний ледоход и партия целый месяц не могла переправиться. Когда установилась навигация и партия, переправившись, прибыла на место назначения, то оказалось, что ЕЖОВА уже нет, комиссия же, которая состояла из врагов, сама расстреляна. ВЫШНЯ вернулся назад в лагерь.

Рассказывая об этом очень прочувственно, ВЫШНЯ говорит, что «ЕЖОВ тут ни при чем. Совсем он не был диверсант. Его окрутили «агенты Ягоды». И ВЫШНЯ дает такое толкование, которое по его словам было распространено и у них в лагере: «Ежовщина была местью ЯГОДЫ», т. е. «агентов ЯГОДЫ за ЯГОДУ». О ЯГОДЕ ВЫШНЯ говорит, как о «прямом фашистском агенте».

О жизни в лагере ВЫШНЯ говорит без озлобления. Он работал по специальности – как фельдшер. Говорит, что работы было страшно много и работа была трудная, так как нужно было «находиться между законом и урками»: он должен был давать освобождение от работ по болезни, и мог это делать только «честно, как врач», а урки всегда старались увильнуть от работ и прикидывались больными». Однако, его, ВЫШНЮ, они могли бы «подколоть» за строгость и «приверженность» к лагерной администрации. «Это, – говорит ВЫШНЯ, – было самое трудное». Однако, ВЫШНЯ говорит, что урки поняли его положение, несмотря на его принципиальность и нежелание итти на компромисс с совестью – и относились к нему хорошо.

Очень хорошо отзывается ВЫШНЯ о лагерной администрации. Говорит, что «все это хорошие люди» и к нему относились «по-человечески». «Вообще, – говорит ВЫШНЯ, – в лагерях очень трудно, не дай бог никому туда попадать, но не верьте вранью про издевательства над заключенными».

По словам ВЫШНИ, он так подружился с начальником его лагеря, что когда тот был в Киеве в отпуске, или командировке, то заходил к ВЫШНЕ – проведать его. Фамилии не называет.

С чувством рассказывает ВЫШНЯ о том, как был освобожден, отзываясь очень хорошо о работниках МГБ, которые пересматривали его дело в Москве в 1942 году.

ВЫШНЯ говорит, что в лагере было много «невиновных», попавших главным образом до 1938 года. Многих выпустили, но некоторым так и не удалось добиться пересмотра дела.

Однако, когда я, высказывая сочувствие, заговорил о невиновных, то ВЫШНЯ вдруг заметил, что «впрочем, не всегда невиновны те, кто о себе так говорит, и неверно, когда обыватель начинает думать, что там все невиновные». Как пример, ВЫШНЯ рассказал, что в его лагере были немцы-инженеры из иностранных специалистов, которые работали у нас на стройках первой пятилетки. Все они всегда в лагере козыряли тем, что они невиновны и заключены только за то, что они «немцы». Так вот, один из этих инженеров, с которым ВЫШНЯ ближе сошелся, как-то признался ему, что их была послана на работы в СССР группа в триста