Читати книгу - "Том 11"

Можливо, що хутко знов буду в Києві, хоч я не хочу про се думати, бо я не вернуся з добра.

Бувайте здорові,, моя добра, ніжна і люба товаришко. Ще раз стискаю Вашу руку.

Ваша Леся

120. ДО В. О. ПОССЕ

27 лютого 1901 р. Мінськ Минск, угод Широкой и Михайловской,

д. Нарейко, 14.11 1901

Миогоуважаемый Владимир Александрович, сердечно благодарна Вам за скорую высылку мне гонорара и прошу извинения, что я обратилась к Вам через посредничество

Е. Н. Чирикова,— это вышло просто потому, что обсто-ятельства не позволяли мне, в буквальном смысле слова, ни строки написать, да и теперь я с трудом урываю время для этого письма. Письмо, которое я Вам писала отсюда 17 января, очевидно, пропало, что миє очень жаль, так как в нем я объясняла причины своего опо-здания с обзором. Кстати, получили ли Вы этот обзор («Совремеиная общественная драма»)?

С крайним сожалением я должна сообщить Вам, что на мартовскую книжку я решительно не в состоянии вы-слать вовремя работу. Дело в том, что я теперь совсем не принадлежу себе, меня вызвали сюда из Києва экст-ренно к тяжело и безнадежно больному человеку, я должна пробыть при нем до конца, т[о] е[сть] неопределен-ное время,— по всей вероятности, до весны,— и, надеюсь, Вы мне поверите, что работать мне при таком положений вещей невыносимо трудно. Я уж оставляю в сторо-пе нравственные условия трудности работы, так как ра-ботала же я первый месяц здесь при том же настроении, что и теперь, д[умаю рабо] тать и дальше во [всякую] минуту, какую мне удастся урвать, но именно минут-то этих немного, так как раньте я работала по ночам и по утрам, а теперь у меня ночыо только 5—6 часов для сна, а в осталькое время я исполняю обязанности сестры ми-лосердия, при которых — увы! — быть литератором почти невозможно. Простите, Вам, может быть, совсем неинте-ресно все это, но я считала долгом объяснить Вам свои иначе необъяснимые опоздания в работе. Конечно, если эти опоздания будут еще дольше продолжаться и если они будут отражаться [на работе в] журнале, то [не счи-таю] себя в праве жаловаться, если Вы замените меня другим, более аккуратным обозревателем, хотя я не по небрежности, а по несчастию прину&депа быть неакку-ратной, но ведь в отношении иитересов журнала это все равно.

Материалов я набрала с собою сюда на две статьи вперед, да и выписка из-за границы продолжается, так что с этой стороны дело обстоит не хуже, чем в Киеве, и лишь бы было время, а тем и материалов довольно.

Во всяком случае, если Вы найдете, что при настоя-щих моих условиях я для Вас неудобный сотрудник, то,

надеюсь,ч сообщите мне об этом откровенно и заблаговре-менно. Не правда ли?

Жму крепко Вашу руку.

J1. Косач

121. ДО В. Г. КРИЖАНІВСЬКОЇ-ТУЧАПСЬКОЇ

4 березня 1901 р. Мінськ Минск, уг[ол] Широкой

и Михайловской, д. Нарейко, 19.11 1901 р.

Сегодня получили мы, Вера Григорьевна, Ваши письма, читали мы их оба, но отвечать я буду одна, потому что Сергей Константинович не в состоянии уже и дик-товать, у него мысль работает с трудом. По ночам и по утрам он бывает то в бреду, то в странном и тяжелом по-лубредовом, полусознательном состоянии. Сознания до-статочно для того, чтобы понимать безнадежность своего положення. Во вторую половину дня мысль его яснее, но все же он очень слаб, и нервы в таком ужасном состоянии, что я даже не хочу предлагать ему заняться пере-пиской, боюсь припадков, кошмаров и пр. на всю ночь. Да и что может он написать теперь!? Разве то, что го-ворит мне теперь, но лучше Вам этого не читать, это слишком тяжело. Я очень бы хотела написать Вам что-нибудь более утешительное, но ведь это значило бы лгать, а Вы этого, конечно, не желали бы.

Вашим письмам С[ергей] Щонстаитииович] был очень рад, и первому (с карточкой) *, и второму (болыпому), и третьему, которое получил сегодня. Он теперь ничьих писем не читает — три письма лежат нераспечатанны-ми — но Ваше прочел сам, даже утром, когда ему особен-но трудно делать умственные усилия. О, Вы очень хорошо сделали, что написали ему! Не думайте, что в Ваших письмах было что-нибудь некстати,— я их не читала, но говорю это на основании впечатления, которое я наблюда-ла у С[ергея] К[онстантиновича] после чтения их. Из всех его старых друзей только Вы одна относитесь к нему так, как следует другу, иные же... но лучше я не буду говорить

о них, иначе много может вылиться горьких и бесполез-ных слов. Не только друзья, но шапочно знакомые люди

* Его карточку я постараюсь Вам найти или же пересниму ту, которая у меня єсть, из последпих.

могли бы выказать болыне человечности и внимания к такому бесконечно несчастному человеку, как С[ергей] К[он-стаитинович]. Сколько камией было брошѳно! сколько про-поведей произнесено! и как немного сделано для помощи и иравственной поддержки... Нет, в самом делѳ довольно.

Я теперь совсем переселилась к С[ергею] К[онстанти-новичу] в дом его родных (теток), где он лежит, так он просил, да это действительно было иеобходимо. Тетки его вообще больные женщины, притом у них с ним нет ничего общего, кроме родства; отец, с которым отношения в последнее время наладились, заболел от ухода за сыном и рисковал кончить ударом от бессонных ночей. Взяли, правда, на ночь сиделку, но, во-первых, она не может си-деть беспрерывно всю ночь (а оставить больного нельзя ни на минуту одного, потому что он нуждается в помощи, как грудной ребенок), а во-вторых, я не могу сдать его на всю ночь на чужие руки, это было бы и для него и для меня тяжело. Я прихожу к нему в комнату несколь-ко раз ночью, а около 6 ч[асов] утра совсем сменяю сиделку, так как все равно не могу спать, слыша из другой комнаты его беспокойный шепот, в котором я угадываю бред. Когда с ним бывают особенно тяжелые припадки, то я остаюсь с ним одна, иногда бывает при этом его отец, если это случится на то время, но большей частыо я одна, так как тетки его всегда в таких случаях или бегут вон из дому, или прячутся в дальнюю комнату. Я очень рада, что привыкла не бояться больных, а то было бы совсем плохое положение. С[ергей] К[онстантинович] не может теперь