Читати книгу - "Остап Вишня. Невеселе життя, Сергій Анастасійович Гальченко"

передадут ей. Кроме того, днями буду писать т. Берману в Москву. Рояль я еще не продала, но покупатели есть, и надежды я не теряю на его продажу. Твои письма и телеграммы меня подбадривают очень, и я мечтаю о поездке. А так у меня все по-старому – кручусь понемногу. Теперь письма от тебя идут очень долго – месяц, а то и еще дольше. Но я не удивляюсь, очевидно санный путь испортился, а водный еще не наладился. Жалко, что ты еще не приступил к работе над романом, а на эту работу я возлагаю много надежды к 20-ти летию Октября. Думаю, что нужно тебе написать т. Берману письмо и объяснить, что трудно работать, когда приходится так много разъезжать по характеру данной работы. Я тебе собираю посылку, но сейчас у меня немного трудновато с деньгами и никак не соберу полностью ее. Думаю, что в скором времени вышлю и ее, и еще денег тебе. Ты потерпи немного и подожди. Ничего, как-нибудь да перекрутимся и переживем. Завтра вышлю тебе телеграмму. Мы все здоровы. Дети готовятся к экзаменам и 20-го мая кончают учебу. Мура просит, чтобы я написала тебе, что она учится хорошо, а по математике окрепла и получает «добре». Вячко здоров. Мура тоже. Бабка скрипит понемногу. Анна Дмитр[иевна] и Мак тебя витають, живут потрошку и крутятся с трудом в жизненных мелочах. Из дома «С[лово]» уехал перед 1-м маем еще Лисовый. Вот какие дела. Приеду, расскажу много-много. Я рада, что мои письма поддерживают и подбадривают тебя. А твои меня тоже хотя бы тем, что я хоть приблизительно в курсе твоей жизни. Так ты далеко от меня забрался, что даже страшно. И только письма радуют и веселят. А телеграмм я жду всегда с трепетом… это самая верная и скорая весточка о тебе. Последнюю телеграмму я так долго ждала, что уже всякие страхи в голову позалазили. Ну, хорошо, что жив, а все остальное можно пережить. Я сейчас настроилась ехать к тебе и только мыслей, что об этом. Хочу видеть тебя до боли. Пускай только свидание, но видеть, видеть до безумия хочу. Какой ты? Смотрю на карточку и не могу представить, какой же ты сейчас живой. Любимый мой! Солнышко мое! У нас весна холодная и хмарная. Все от тебя веет на нас холодом и приучает меня к новому климату далекого севера.

Самое прекрасное, что может быть – это разрешение жить с тобой. Никакие лишения меня не пугают и не остановят. Все равно при самых наилучших условиях здесь я так морально страдаю по тебе, что ничего не идет мне впрок. А человеку вообще мало нужно, и я думаю, что там у тебя мы будем жить не хуже, чем здесь. Руки и голова у меня здоровые, и я всегда найду себе работу какую-нибудь. Не думаю, чтобы я не пригодилась там, как культурная единица, ну, а то и так могу работать. Смотри, еще буду бурмастером, а? А банки я ставлю, как первоклассный фельдшер, во! Ничего страшного нет в далеком глухом месте. Нужно же сделать его не глухим, культурным и доступным. Мечтаю скорее приехать к тебе и приложить к делу скопившуюся энергию. Так хочется работать и знать, что ты полезный. Родненький мой! Любимый! Надеюсь, что увижу тебя и еще будем вместе проводить светлые минуты. Не грусти! Будем еще вместе, правда? О, солнышко, радость моя! Твои письма бодрят меня. Я знаю, что ты часто мне пишешь, но они теперь долго ко мне идут, и я жду-жду их с тревогой. Что-то они мне несут?! Мой любимый! Жду встречи и не представляю, как это будет. Пишу это письмо и думаю, что может так быть, что оно придет к тебе, а я уже буду с тобой. Как бы мне хотелось скорее к тебе и посмотреть в твои глаза. Хочу, чтобы в твоих глазах опять были искорки веселья и смеха. Целую тебя, жду встречи, мечтаю и каждую минуту с тобой, моя радость… Дети целуют! Обнимаю…

Твоя Варя.

Лист Маслюченко М. М. до Остапа Вишні

7 травня 1935 р.

Харків 7/V-35 р.

Дорогий мій дядя Павлуша!

Я за вами дуже скучила. Як ви живете?

В Харкові весна, але по-моєму це осінь, а не весна – хмарно й холодно. Дерева вже порозцвітали, а у вас там далеко-далеко ще зима. Я тепер читаю книжки все про тайгу, й мені так хочеться туди; там влітку мабуть зелено-зелено і ліс без кінця. От гарно, а Харків – фу… Як він мені надоїв – пиль, грязь, жах один.

1-е травня провела я погано: в школу я не ходила, бо був дощ, а 2 травня ходили по місту та й усе. У Вячка я буваю. Він учиться.

Дядя Павлуша!

Я вам не писала, в яку гру грає Мак! Він включився в «Палац піонерів» і там грають в гру «Челюскін». Це нелегко. Щоб попасти в цю гру, треба держати екзамен. Ну от Мак – льотчик Бабушкін. Їх всіх зодягли в рукавиці міхові, полоти й у театрі «Березіль» їх проводжали на полюс (це гра, не подумайте, що це все правда). Так там є й Шмідт, всі, хто був на «Челюскіні». Їх з музикою проводжали, на річці Харків посадили на катер і повезли в Померки. А ось це всіх розпустили перед екзаменом, а потім повезуть в Померки і посадять, а всі будуть їх шукати. Гра мені сподобалась дуже, якщо у нас у школі теж будуть грать, я заяву подам. Там дівчата теж участь приймають.

До побачення. Цілую вас

500 000 000 000 000 раз.

Ваша М[ура]

Лист Маслюченко В. О. до Остапа Вишні

11 травня 1935 р.

Харків№ 27(14)

11. V.35 г.

Мое родное солнышко!

Получила от тебя утром письмо, писанное 8.IV, и отвечаю сейчас же. К тому же тетя едет сегодня в Белгород и вкинет там письмо. Я очень рада твоему письму и в то же время смутил такой сухой и холодноватый тон. Не помню, что я писала в третьем письме, что могло так на тебя повлиять! Я все та же и к тебе, и в своих желаниях переезда к тебе; если же проскользнуло что-нибудь, смущавшее меня, то только потому, что есть Мура и что, поскольку ты не колонизованный, то подобные переезды возможны и в будущем. И мне немного стало страшно и только за Мурочку, а о себе я не думаю. Вынести я могу все и для тебя мне не жалко ничего. Думаю, что ты мне веришь и тон не ко мне